Почему остановился поезд Вадима Абдрашитова: к 80-и летию со дня рождения режиссера
19 января исполняется 80 лет со дня рождения Вадима Абдрашитова, одного из важнейших поздне- и постсоветских режиссеров, который не снимал кино к моменту смерти ровно 20 лет. О причинах творческого молчания размышляет киновед Вячеслав Шмыров.
Последним фильмом Вадима Абдрашитова, снятым по сценарию Александра Миндадзе, мог стать фильм, впоследствии поставленный Алексеем Учителем – «Космос как предчувствие». Двенадцатый в совместной творческой биографии Миндадзе – Абдрашитова, которые в 1976 году сразу же по окончании ВГИКа дебютировали фильмом «Слово для защиты» и в течение тридцати лет олицетворяли незыблемый, как казалось, дуэт единомышленников, основанный на безупречном кодексе мужской дружбы.
Но тут что-то надломилось – тандем распался. Соавторы оказались верными себе, поэтому подробности, возможно, драматического расставания так и не вышли из круга личных взаимоотношений. Премия «Ника» по этому поводу на торжественной церемонии вручила Александру Миндадзе и Вадиму Абдрашитову приз «за вклад», который можно было бы воспринять как попытку запоздалого примирения – по крайней мере в публичном пространстве и для публичного пространства.
Долгое время творчество Миндадзе и Абдрашитова воспринималось в русле производственной драмы, как раз набравшей обороты в театре и кино в 1970-е годы прошлого века. И факты докинематографических биографий сценариста и режиссера как нельзя лучше работали на эту версию: Миндадзе какое-то время служил секретарем городского суда, на практике знакомясь с уголовными делами своих потенциальных героев. Абдрашитов по завершении технического вуза несколько лет руководил огромным производственным коллективом – пока наконец не решился круто поменять свою жизнь и не поступил во ВГИК к самому Михаилу Ромму (правда, Ромм вскоре умер, и учился Абдрашитов у Льва Кулиджанова).
Но чем, по сути, была производственная тема, замечательно разработанная в те годы в пьесах Александра Гельмана или сценариях Валентина Черных, как не попыткой модернизации официальной версии социализма? Некоторые критики уже тогда называли это направление социальной фантастикой. Но применимо ли это понятие к творчеству Миндадзе и Абдрашитова, которые с каждый новым фильмом, особенно после появлением следующей после «Остановился поезд» картины «Парад планет», «впадали» в фантастику, но совершенно иного свойства.
Рацио вытеснялось инфернальностью, а место социального оптимизма занимала откровенная фантасмагория, которая предполагала не столько модернизацию устоев, сколько неверие в эту возможность, как и обреченность любой модернизации. В творчестве тандема и ранее случались проблемы с цензурой, которые, как правило, разрешались в пользу склонных к компромиссу авторов, получающих в итоге официальное признание (ту же Государственную премию РСФСР за фильм «Остановился поезд»).
Но случай «Парада планет» в этом контексте выламывался из общего ряда. Вырезать тут надо было практически целую картину, и фильм, построенный не столько на стройной логической связи, сколько на тревожной ассоциативности, на несколько месяцев безнадежно, как казалось тогда, лег на полку.
А потом жизнь стала меняться. И вышедший в самом начале перестройки фильм про деятельного, подловатого и совершенно не похожего на своих родителей мальчика по имени Плюмбум уже знаменовал эпоху новых героев Миндадзе и Абдрашитова, чье происхождение определялось не столько повседневностью, сколько историческим опытом, не столько рациональным взглядом на происходящее, сколько инфернальной непостижимостью исторического пути, всасывающего зрителей в прошлое через настоящее, словно в черную космическую воронку.
Показательно, что в эти годы режиссура Вадима Абдрашитова нашла своего идеального исполнителя, которым стал склонный ко всякого рода достоевщине персонаж Олега Борисова. Актер снялся в своеобразной трилогии: «Остановился поезд» – «Парад планет» – «Слуга». И только ранняя смерть большого артиста, надо полагать, лишила Абдрашитова возможности нового соавторства.
А это был не просто путь – переход к кинематографу нового качества, который как раз и предполагал неожиданные, но неизбежные перемены. И космический градус этих перемен не мог, по всей видимости, не предопределить и все дальнейшие события, в том числе и в творческой судьбе двух некогда родственных душ – сценариста и режиссера.
Последним фильмом Вадима Абдрашитова, снятым по сценарию Александра Миндадзе, мог стать фильм, впоследствии поставленный Алексеем Учителем – «Космос как предчувствие». Двенадцатый в совместной творческой биографии Миндадзе – Абдрашитова, которые в 1976 году сразу же по окончании ВГИКа дебютировали фильмом «Слово для защиты» и в течение тридцати лет олицетворяли незыблемый, как казалось, дуэт единомышленников, основанный на безупречном кодексе мужской дружбы.
Но тут что-то надломилось – тандем распался. Соавторы оказались верными себе, поэтому подробности, возможно, драматического расставания так и не вышли из круга личных взаимоотношений. Премия «Ника» по этому поводу на торжественной церемонии вручила Александру Миндадзе и Вадиму Абдрашитову приз «за вклад», который можно было бы воспринять как попытку запоздалого примирения – по крайней мере в публичном пространстве и для публичного пространства.
Долгое время творчество Миндадзе и Абдрашитова воспринималось в русле производственной драмы, как раз набравшей обороты в театре и кино в 1970-е годы прошлого века. И факты докинематографических биографий сценариста и режиссера как нельзя лучше работали на эту версию: Миндадзе какое-то время служил секретарем городского суда, на практике знакомясь с уголовными делами своих потенциальных героев. Абдрашитов по завершении технического вуза несколько лет руководил огромным производственным коллективом – пока наконец не решился круто поменять свою жизнь и не поступил во ВГИК к самому Михаилу Ромму (правда, Ромм вскоре умер, и учился Абдрашитов у Льва Кулиджанова).
Но чем, по сути, была производственная тема, замечательно разработанная в те годы в пьесах Александра Гельмана или сценариях Валентина Черных, как не попыткой модернизации официальной версии социализма? Некоторые критики уже тогда называли это направление социальной фантастикой. Но применимо ли это понятие к творчеству Миндадзе и Абдрашитова, которые с каждый новым фильмом, особенно после появлением следующей после «Остановился поезд» картины «Парад планет», «впадали» в фантастику, но совершенно иного свойства.
Рацио вытеснялось инфернальностью, а место социального оптимизма занимала откровенная фантасмагория, которая предполагала не столько модернизацию устоев, сколько неверие в эту возможность, как и обреченность любой модернизации. В творчестве тандема и ранее случались проблемы с цензурой, которые, как правило, разрешались в пользу склонных к компромиссу авторов, получающих в итоге официальное признание (ту же Государственную премию РСФСР за фильм «Остановился поезд»).
Но случай «Парада планет» в этом контексте выламывался из общего ряда. Вырезать тут надо было практически целую картину, и фильм, построенный не столько на стройной логической связи, сколько на тревожной ассоциативности, на несколько месяцев безнадежно, как казалось тогда, лег на полку.
А потом жизнь стала меняться. И вышедший в самом начале перестройки фильм про деятельного, подловатого и совершенно не похожего на своих родителей мальчика по имени Плюмбум уже знаменовал эпоху новых героев Миндадзе и Абдрашитова, чье происхождение определялось не столько повседневностью, сколько историческим опытом, не столько рациональным взглядом на происходящее, сколько инфернальной непостижимостью исторического пути, всасывающего зрителей в прошлое через настоящее, словно в черную космическую воронку.
Показательно, что в эти годы режиссура Вадима Абдрашитова нашла своего идеального исполнителя, которым стал склонный ко всякого рода достоевщине персонаж Олега Борисова. Актер снялся в своеобразной трилогии: «Остановился поезд» – «Парад планет» – «Слуга». И только ранняя смерть большого артиста, надо полагать, лишила Абдрашитова возможности нового соавторства.
А это был не просто путь – переход к кинематографу нового качества, который как раз и предполагал неожиданные, но неизбежные перемены. И космический градус этих перемен не мог, по всей видимости, не предопределить и все дальнейшие события, в том числе и в творческой судьбе двух некогда родственных душ – сценариста и режиссера.