Большой театр представил две премьеры на камерной сцене
В "Маддалене" - Венеция, XV век, но на сцене не историческое время, а вымышленная среда, мистическая - сумрачная комната без интерьера, стены с размытым цветом, входная дверь, ведущая в никуда, миманс, застывший в одинаковых позах перед пустыми пюпитра-ми. Девушки с синхронными движениями, одетые по моде модерна, но не в платья "неогрек" и жемчуга, а в одинаковые длинные юбки с блузами, напоминают "зловещих" гувернанток из мистического триллера.
Тревожный звук оркестра, нервный, взвинченный монолог Маддалены о "зловещем и прекрасном" закате, тени, блуждающие по стенам, - это мрачная завязка спектакля, в котором скучающая героиня, жаждущая неведомой свободы, сталкивает лбами своего мужа, художника Дженаро и любовника, алхимика Стеньо. Их схватка закончится кровавым убийством одного и другого и демоническим торжеством Маддалены, наконец обретающей свободу. Сюжет оперы типично декадентский, иллюстрирующий идею модерна, где женщина выступает объектом культа и одновременно образом, управляемым неподвластной и загадочной силой - инстинктом, эросом. Но Владиславс Наставшевс в своем спектакле делает ставку не на характеры, а на визуальные решения, на создание атмосферы - мрачной и тревожной. Это удается в том числе и за счет мимического ансамбля, выступающего то в качестве зловещего беззвучного оркестра, то в качестве демонов, теней, сущностей, оплетающих героев на сцене, собирающихся в углах, изображающих инфернальные силы, которые захватывают Маддалену и алхимика Стеньо.
Партии в опере сложнейшие, по накалу экспрессионистские, и артисты с партиями справляются, но на премьере у Марии Лобановой Маддалена звучала слишком форсированно, и к концу спектакля ее голос потерял не только краски, но и чистую интонацию. Андрей Бреус (Стеньо) и Михаил Яненко (Дженаро) также пели с повышенным динамическим градусом и эмоциональным надрывом. И в этом была переизбыточность, не хватало точности, ясности вокальной стороны, особенно на фоне эстетически внятно выстроенного действия и сбалансированного оркестра.
В "Испанском часе" режиссер так же, как и в "Маддалене", сделал многолюдный спектакль, введя на сцену миманс, изображающий действие часового механизма. Остроумно и увлекательно поставленная акробатическая хореография (Екатерина Миронова), где в поддержках крутились шпагатами "стрелки", подскакивали "пружины", повисали в сломанных позах вышедшие из строя "механизмы", окружали акробатическими пирамидами прячущихся в часах любовников жены часовщика Консепсьон "винтики" и "колесики", стала обаятельным и действенным сценическим приемом. Артисты с азартом включились в буффонную стихию оперы, сюжет которой в миллионный раз обыгрывал старую как мир водевильную коллизию неверной жены и любовников в шкафу, с той лишь разницей, что любовники жены часовщика Консепсьон прятались в напольных часах.
По сюжету у супруги старого Торквемады был всего лишь час, чтобы удовлетворить свой основной инстинкт, пока хозяин отлучился из дома. Но главный претендент на совместные утехи нарядный поэт Гонзальв (Петр Мелентьев) исполнял все это время свои длинные теноровые мадригалы про "сад счастья, усыпанный часами", не замечая ни страстные размахи ее веера и цветастого испанского платка, ни стук ее красных каблуков и призывную алую розу в волосах, а другой поклонник Консепсьон банкир дон Иниго, бас-буфф (Александр Маркеев) с хризантемой в петлице в ответственный момент застрял в "часах", раскатисто тоскуя все отведенное ему время в группе миманса.
Пришлось бойкой жене (Анна Бауман) принимать в оставшиеся до возвращения супруга минуты быстрое решение использовать для своих утех подвернувшегося погонщика мулов Рамиро, туповатого увальня в шляпе (Василий Соколов), действия которого до этого сводились к радостному тасканию тяжелых часов вверх по лестнице и вниз. В результате старый хромой муж (Игорь Вялых) застал в своем доме многолюдную мизансцену из чужих мужчин, но палкой своей никого не убил, а ловко развернул ситуацию с денежной выгодой для себя. Эта комическая развязка оперного вечера, декларировавшего изначально тему женской свободы, бесшовно обратила ее в формат водевиля, но с тем же посылом - сherchez la femme (фр. - ищите женщину).