Филолог назвал Элджея и Моргенштерна создателями нового языка любви
Новосибирский филолог разобрал песни современных артистов – Ольги Бузовой, Давы, Моргенштерна, Элджея, Славы Марлоу, Егора Крида и Niletto. Он отметил, что эти артисты создают свой собственный язык, на котором высказывают свои чувства, признаются в любви. По каждому артисту он дал свой комментарий.
Кандидат филологических наук, доцент кафедры филологии факультета гуманитарного образования НГТУ Владимир Угрюмов послушал треки современных артистов. Все песни объединяет одна тема – любовь. Специалист проанализировал тексты и рассказал, как современные исполнители создают новый язык чувств и всегда ли авторы используют по назначению грубость и маты.
Год назад расстались Ольга Бузова и новосибирец Давид Манукян, который известен под псевдонимом Dava. Певица заявила, что молодой человек поднимал на нее руку. Эта новость потрясла фанатов. Тогда же артисты выпустили песни, в которых поделились своими чувствами:
Вот что Дава спел разорвавшей с ним отношения Ольге:
«Обновила плейлист,
Ты обнулила нас.
Мой старый плеер завис,
Повторяет: «Вернись!»
Сто измученных фраз».
В ответ ему Ольга записала другой трек «Розовые очки», в котором объяснила свою позицию:
«Розовые очки бьются стеклами вовнутрь.
Девочку, что любит сильно, так легко обмануть.
Повзрослела девочка, в сумке красная помада.
Больше ей такой любви не надо, не надо, не надо».
Однако в эту любовную драму филолог Владимир Угрюмов не верит:
«Знаете, в советское время среди писателей была такая расхожая фраза: «Старик, меня это не греет!» Приходит мужик, читает стихотворение, а ему говорят: «Вась, меня это не греет». Вот и здесь: меня не греет. Ключевое в песнях о любви – это искренность. И она видна, ее нельзя спрятать. Можно ругаться, можно плакать, но, если это неискренне, это видно. И да простят меня Ольга Бузова, Дава и их поклонники, здесь искренности нет. Вот поет Пугачева сонет Шекспира: «Уж если ты разлюбишь, то теперь. Теперь, когда весь мир со мной в раздоре», – и я чувствую, что это написано кровью. У Бузовой кровью не написано. А почему искренность не чувствуется? Эти песни написаны сытыми людьми. Когда-то один критик заметил: «Почему русские танцуют брейк-данс плохо, а негры – хорошо? Да потому что одни танцевали, чтобы заработать на еду». А другие – просто так, без чувств».
Сквернословит в текстах своих песен Алишер Моргенштерн постоянно. Мат в его песнях встречается даже в самых лиричных треках, в которых, казалось бы, это делать необязательно.
«Но в душе, в неглиже я – романтик Алишер.
Я так верил в эту вашу, …, любовь! А что теперь? Я умней!
У меня: …, деньги, тачки; у меня в сумке - пачки, пачки.
Девочка ночью громко плачет – ну а мне, а мне…
Мне… – тебя люблю, но веду себя так, будто мне…
Потому что я люблю тебя.
Слышишь? Мне… – я люблю, я люблю, я люблю тебя.
Но мне…»
Филолог считает, что этот текст просто эпатажный, и артист точно не собирался признаваться кому-то в любви:
«Это проявление некого подросткового сознания: я вышел из дома в 12 часов ночи, встал на перекрестке и громко-громко крикнул матом. И тут же сообщаю своему другу Васе: «Знаешь, я сматерился». И тот отвечает: «О, какой ты крутой». К слову, в нормальной блатной среде, где живут по понятиям, или в тюрьме мат считается признаком низкого поведения. Там практически не матерятся, говорят на обычном языке. Человек, который чувствует за собой важность, почти не матерится: так же, как профессиональный боксер не бьет морду направо и налево. А вот разгильдяй, неуверенный в себе, начинает толкать, приставать с вопросом: «Ты меня уважаешь?» То есть задиристость, мат как способ доказать свою важность. И делается это не от большого ума, таланта и понимания значения слова. Причем зачастую этот мат в песнях совсем не к месту. Вот если Пушкин пишет записку: «Сижу на почтовой станции, лошадей нет, трактирщик пьян, по избе ходят две…», – он называет вещи своими именами, и это звучит как определенная оценка окружающего мира. А почему здесь мат раздражает? Он вставлен для того, чтобы быть услышанным. Исполнитель говорит на языке определенной аудитории, зарабатывает деньги. А убери мат – от песни ничего не останется. Они одеваются в мат, а без мата они голые. И это не про искренность».
Филолог положительно отметил новосибирского репера Элджея. Он тоже не отличается особой нежностью в своих треках, но в одном из них восхищается девушкой:
«Я смотрел сзади, слева, справа.
Ты… на всю сотню процентов.
И в моем вебмани твой запах,
И мы любим друг друга, как савер.
Не хочу подбирать фразы.
Я хочу тебя всю сразу.
Я хочу тебя на 360,
Все остальные на проводе повисят».
Владимир Угрюмов отмечает, что подобная грубость в песне – не новый прием. Ею пользовались именитые авторы.
«Нормальная грубость. По поводу любви к грубости есть прекрасные литературные пояснения: древние римляне, маркиз де Сад, Леопольд фон Захер-Мазох, Михаил Лермонтов, Федор Достоевский, Жорж Батай, Мишель Фуко и другие авторы. Часто грубостью преодолеваются какие-то комплексы, например, робость, нерешительность. Есть мнение, что сегодня девушки сильнее парней, поэтому им хочется побыть слабыми, беззащитными, а парня видеть «гарцующим» и брутальным. «Да, ты кажешься мне распростертой. И, пожалуй, увидеть я рад, как лиса, притворившись мертвой, ловит воронов и воронят», – так писал Есенин. Но вслушайтесь в музыку есенинских строк!».
Еще один певец, которого отметил филолог – Слава Марлоу. Его музыка отличается грустными мотивами и текстами. При этом страдает музыкант, как правило, из-за того, что не может найти деньги на девушку мечты:
«А ты считаешь деньги в моем кошельке,
И ты любишь только деньгами, я не совсем.
И я вижу, как ты смотришь на этих людей,
У кого есть своя яхта, тачка, бассейн.
А я? Что я? Что я?
Снова я напиваюсь, снова говорю: «Пока!»
Мы несовместимы – у меня пустой карман.
Снова я напиваюсь, снова говорю: «Пока!»
Мы с тобой не будем никогда, никогда, никогда».
Владимир Угрюмов отмечает, что и эта тема тоже не новая – подобные проблемы авторы поднимают уже еще с древних времен:
«Такие тексты о любви писали со времен Древнего Рима. Если бы певцы знали, насколько это «бородатая» тема, то сами удивились бы. Что же касается страдания… Если поумничать, то скажу, что великий русский философ Семен Франк главную черту русского мировоззрения определял как «познание бытия через переживание», то есть опыт, или «живознание», для русского – все. Опыт появляется в страдании души, психеи, это знали еще древние греки – помните о «катарсисе» Аристотеля? Жизнь полна страданий, горя и зла – так думал и Шопенгауэр. А если попроще, то почему-то так сложилось в природе, что страдать – престижно, уважительно. Страдальцев любят, жалеют. А кто откажется от лишнего поглаживания и промокания слез?»
Егор Крид и Niletto создают новый язык любви
От этих двух исполнителей современная молодежь была в восторге. Вот, например, текст песни Егора Крида «Неидеальная»:
«Ты так неидеально идеальна, baby.
У твоего подъезда я пою о любви.
И как тебя забыть, если ты – мои сны.
Ты так неидеально идеальна, baby.
У твоего подъезда я пою о любви.
Что со мной такое, не поймут пацаны».
Похожий трек о любви представил Niletto в своей песне «Любимка»:
«Время пострелять, между нами пальба.
Упал, пал, попадаешь в сердце, остаешься там, любимка.
Я просто трачу себя, я просто трачу себя,
Всего себя на тебя».
Владимир Угрюмов считает, что эти две песни отлично показывают, как меняется лексика современных песен о любви.
«В разные времена признание могло отличаться именно языком, образами, воспринимаемыми именно в это время, близкими к пониманию современниками автора. И если кто-то в восторге от любимки - пусть так сейчас и будет. Вспомним, что декламировал на улицах Древнего Рима Катулл, обращаясь к своей возлюбленной Лесбии, как он любил ее и ненавидел. Вспомним Сергея Есенина и его «Москву кабацкую» – и в то же время вспомним его стихи о безграничной нежности. Но были и другие образцы великой поэзии любви. Петрарка, Пушкин, Баратынский. Вот только жаль, что их забыли… Получается, ничего нового, но всегда впервые. Пусть два человека говорят о любви на языке, приятном для их ушей, для их сердец. А потом из всего множества «любимок» в языке останется самое важное, а все остальное забудется», – объяснил свою позицию филолог в разговоре с корреспондентом «КП-Новосибирск».