Классические корни музыкальной славы: Бетховен, Паганини и Лист

Не секрет, что музыка обладает особой притягательностью для молодёжи. Она часто является неотъемлемой частью личности и основным источником ролевых моделей как хороших, так и плохих (особенно выделяются «плохие»).

Рок-звёзды и исполнители хип-хопа становятся своего рода наставниками, которые обостряют негативные эмоции и создают нереалистичные ожидания от жизни.

Рок на самом деле уходит корнями в самый почитаемый из жанров — классическую музыку. Вдохновение этих деятелей сильно отличалось от того, что двигало Rolling Stones, и их достижения также были гораздо более масштабными.

Бетховен — творческий гений

В XI веке социальный порядок в Европе начал меняться. Наполеоновские войны привели к гибели многих небольших государств и их аристократических дворов, которые покровительствовали художникам.

Индустриализация привела к появлению среднего класса, и многие музыканты обратились к рынку, чтобы зарабатывать на жизнь преподаванием, выступлениями и сочинением произведений на заказ.

«Бетховен», 1820, Карл Йозеф Штилер. (Public Domain)

Бетховен воспользовался этим. Наступление глухоты ознаменовало личный кризис, который заставил его прекратить выступления. Он подумывал о самоубийстве, но решил не делать этого.

Погрузившись в свою музыку, он разработал героический индивидуальный стиль, который выражал его эмоции и сделал его достаточно популярным, чтобы продавать свои произведения по самым высоким ценам.

Более интроспективный, сложный стиль его поздних лет ещё больше переосмыслил возможности музыки. Когда он умер, более 10 000 человек заполнили улицы Вены, чтобы увидеть похоронную процессию.

После смерти Бетховен стал культурным героем. Дж. Питер Буркхолдер, Дональд Джей Гроут и Клод В. Палиска в книге «История западной музыки» (W.W. Norton & Company, седьмое издание, 2006) отметили:

«История его жизни помогла определить романтический взгляд на творческого художника как на социального аутсайдера, который мужественно страдает, чтобы подарить человечеству проблеск божественного через искусство».

Паганини — виртуоз

Ещё одной тенденцией того периода было то, что музыканты стали специализироваться на одном инструменте или жанре. Виртуозы оттачивали своё мастерство исполнения до небывалого уровня и поражали публику своим техническим мастерством.

Портрет Никколо Паганини, около 1830 года, работа Жана Огюста Доминика Ингреса. Музей Метрополитен. (Public Domain)

Одним из самых выдающихся виртуозов был Никколо Паганини, которого часто называют величайшим скрипачом всех времён. Его мастерство и стремление продемонстрировать его были настолько велики, что во время своего самого знаменитого выступления он порвал сначала одну струну, затем вторую, а вскоре и третью.

Когда осталась только одна струна, он безупречно закончил произведение под гром аплодисментов. Это не было случайностью: некоторые свои произведения он сочинял так, чтобы их можно было играть только с одной струной, а остальные подпиливал, чтобы они рвались во время исполнения.

Паганини всю жизнь страдал от множества недугов. Вероятно, у него был синдром Марфана или синдром Элерса-Данлоса — расстройства, которые влияют на способность организма вырабатывать соединительную ткань и придают ему вид скелета.

Кроме того, предполагается, что он страдал от туберкулеза и сифилиса. Для лечения сифилиса ему давали ртуть, из-за чего он потерял все зубы.

Подобно Бетховену, Паганини преодолевал плохое здоровье с помощью искусства. По словам его матери, ангел пришёл к ней, когда она была беременна, и сказал, что её сыну суждено величие, но за это придётся заплатить.

Синдром, поражающий его соединительную ткань, также дал ему длинные, гибкие пальцы. Болезненный мальчик рос и всё свободное время посвящал освоению скрипки, пока не научился играть 12 нот в секунду. Его мастерство и преданность своему делу повысили стандарты для скрипачей, пришедших после него.

Лист — первая звезда

Ференц Лист боготворил Бетховена, который, послушав в детстве, как Лист играет для него, якобы поцеловал мальчика в лоб и сказал, что он принесёт «радость и счастье многим». Лист был также вдохновлён Паганини и стремился стать виртуозом игры на фортепиано.

В возрасте 11 лет он начал давать сольные концерты в больших залах по всей Европе, поворачивая рояль боком к сцене и открывая крышку для усиления экспозиции.

Портрет Ференца Листа работы Жана Огюста Доминика Ингреса. (artrenewal.org)

О его концертах ходили легенды. Поэт Генрих Гейне так описал его игру:

«Мы видели, как вспышки молнии пересекали его собственное лицо, его губы дрожали, словно при грозовом ветре, а с его длинных волос, казалось, капал грозовой дождь, который он изображал».

Эти выступления вызывали состояния истерии, которые Гейне назвал «листоманией». Люди падали в обморок. Зрители бросались на сцену, чтобы схватить на память бархатные перчатки и шелковые носовые платки Листа. Женщины клали его пряди волос, кофейную гущу и даже окурки сигар во флаконы и медальоны, чтобы носить их с собой.

По словам Гейне, врач объяснил это явление «магнетизмом, гальванизмом, электричеством» надушенных, вспотевших людей, собравшихся вместе под восковыми светильниками. Какова бы ни была точная причина, следствие было реальным: Лист стал первой рок-звездой.

Свобода в форме

В чём разница между угрюмой экспрессией Бетховена и маниакально-депрессивной лирикой эмо-панк-группы? Или между драматическим мастерством Листа и плотским танцем поп-звезды?

Только это: за выдающимися личностями скрывалась истина, за страданиями — красота. Паганини и Лист демонстрировали виртуозность, не сравнимую ни с кем на Земле.

Каждый из них сочинял новые, технически сложные произведения и формировал традиции исполнения, такие как требование к музыкантам заучивать произведения, а не полагаться на ноты.

24 каприса для скрипки соло Паганини довели инструмент до предела возможностей, используя эффекты перебирания струн (пиццикато) и гармонии, а также методы аппликатуры и настройки. Соната для фортепиано си минор Листа заново изобрела сонатную форму, устранив паузы между частями, перестроив темы и экспериментируя с тональностями.

Хоровая ода, которую Бетховен вплёл в кульминацию своей Девятой симфонии, опирается на традиции и создаёт нечто поразительно новое.

В той же серии «Музыкальных фельетонов», где обсуждался Лист, Гейне спрашивает:

«Что является высшим в искусстве? То, что также является высшим во всех других проявлениях жизни: самосознательная свобода духа».

Он замечает, что это «проецирует на нас то чудесное дыхание вечности», которое ставит интерпретатора на один духовный уровень с композитором.

Однако Гейне проводит различие между свободой «формы» и свободой «материала», предостерегая от художников, которые теряют себя в последней, как «обычно ограниченных и скованных по духу». Музыканты, готовые говорить о чём угодно, вырождаются в… ну, посмотрите на тех, кто на мгновение возглавляет чарты, прежде чем навсегда исчезнуть в безвестности.

Проводя связь между свободой и вечностью, Гейне иллюстрирует парадокс свободы: чтобы быть осмысленной, она должна касаться чего-то объективного. Бетховен, Паганини и Лист сочетали свои инновации с благоговением перед прошлым и тем самым создавали нечто вневременное.

Эндрю Бенсон Браун, поэт, журналист, редактор в издательстве Bard Owl Publishing and Communications, автор «Легенды Свободы», эпической поэмы об Американской революции.