Сам себе режиссер: из чего Виктор Цой делал свое "Кино"
Миллионы людей выросли на песнях Виктора Цоя, 60 лет со дня рождения которого исполняется 21 июня. А на чем рос сам Цой? Какие люди и явления сыграли роль в истории группы «Кино»? Некоторым горячим поклонникам Цоя кажется крамольной сама мысль, что их герой мог что-либо заимствовать или подражать кому-то. Но влияний на самом деле было немало.
Основа
Цоя иногда пренебрежительно называют пэтэушником, стараясь подчеркнуть, что такой вот неотесанный парень попал в круг элиты ленинградского рока, состоящий, можно подумать, сплошь из академиков. На самом деле у Цоя было весьма основательное художественное образование: пресловутое ПТУ (профессионально-техническое училище) было реставрационным (специальность – резчик по дереву), а до него он окончил художественную школу и некоторое время ходил в худучилище им. Серова. Барабанщик «Кино» Георгий Густав Гурьянов (сам очень успешный и востребованный сегодня живописец) подчеркивал, что они с Цоем выделялись в арт-подполье Ленинграда: «Мы единственные два парня, у которых художественное образование и которые могут изобразить без труда все, что угодно».
Родители надеялись, что Виктор станет художником, и он в общем стал им. После знакомства с Гурьяновым и Тимуром Новиковым в начале 1980-х он присоединился к их авангардному объединению «Новые художники» и стал делать работы в духе современного искусства. Некоторые из них легендарная пропагандистка русского рока Джоанна Стингрей вывозила в США и продавала.
Работа Виктора Цоя «Охота» на выставке «Виктор Цой. Путь героя» Кирилл Каллиников / РИА Новости
Многие отмечали начитанность Цоя. Например, его супруга Марьяна вспоминала: «Пока мы жили все вместе с моей мамой (у нее довольно большая библиотека), там не осталось ни одной книги, не прочитанной им. Кроме разве что какой-нибудь «Песни о Нибелунгах», которая противоречит каким-то его внутренним убеждениям. Он жуткое количество всего прочитал».
Романтика
В Борисе Гребенщикове и Майке Науменко Цой обрел старших товарищей, которые, как было принято выражаться в Советском Союзе, расширяли его музыкальный кругозор. Хотя к моменту знакомства с ними Виктор был уже достаточно подкованным меломаном, успел поиграть хард-рок в группе «Палата № 6» и панк-рок в «Автоматических удовлетворителях».
«Он всегда любил выискивать новые альбомы», – вспоминала Марьяна. По свидетельству сооснователя «Кино» Алексея Рыбина, БГ одно время пытался приохотить Цоя к американской группе Grateful Dead – и кто знает, как звучало бы «Кино», если бы ему это удалось. Но Цой в то время был поглощен «новой романтикой». Это течение возникло в британской поп-музыке в начале 1980-х как реакция на цинизм и нарочитую грубоватость бушевавшего в конце 1970-х панк-рока. Duran Duran, Ultravox, Spandau Ballet и другие группы новых романтиков в противовес панкам культивировали изящество и даже вычурность, проявлявшиеся не только в музыке, но и во внешнем виде. Судя по рассказам друзей, в жизни Цоя было место и советским реалиям. Вспоминал Андрей Свин Панов: «У Цоя были хорошие склонности к пародированию. Он неплохо пародировал советских исполнителей – жесты, манеры. Особенно он любил Боярского. И Брюса Ли, но это уже потом. А с Боярским было заметно очень. Он ходил в театры, знал весь его репертуар. Ему очень нравились его прическа, его черный банлон. Цой говорил: «Это мой цвет, это мой стиль»».
В последние годы, когда Цой вынужденно сидел дома, избегая общественных мест, где его сразу узнавали, он с удовольствием и много смотрел телевизор. То было перестроечное советское телевидение, когда действительно показывали много прежде необычного и редкого, чего сегодня уже не увидишь.
В Цое не было ни любви, ни агрессии по отношению к советской действительности. Это была скорее позиция «постороннего»: человека, живущего в своем мире, хотя и с интересом смотрящего по сторонам. Постоянной проблемой для него были отношения с советским начальством: все они – от вахтеров до чиновников – чувствовали в нем чужого и напрягались. Из-за такого отношения Цою даже не выдали удостоверение рабочего после курсов кочегаров.
Ничего лишнего
Такому «постороннему» человеку не было дела до социальной активности. Гурьянов вспоминает: «К диссидентам мы с Виктором очень плохо относились, издевались и смеялись. Даже песня же есть на эту тему: «Нам не дали петь… Попробуй тут спой» – о людях, которые могут пожаловаться на то, что они могли бы что-то сделать, но им не дают что-то сделать. Вот такая глупость. Будут обвинять вся и всех, а не будут видеть свои немощи: мы вот жалкие художники-диссиденты. Они все же были против чего-то, боролись с чем-то, а мы игнорировали это, радовались и создавали себе среду такую, которая нам бы была вполне приятна».
Ставшая гимном протеста и, по мнению некоторых публицистов, созданная в «лабораториях ЦРУ» песня «Хочу перемен», по утверждению музыкантов «Кино», рассказывала о внутренних переживаниях героя, а не о сдвигах в жизни общества.
Вместе с тем Гурьянов вспоминал, что у Цоя был ряд едких, издевательских песен, адресованных коллегам и всяческим «деятелям культуры», никогда не опубликованных. Цой был живым, и его интересовала живая жизнь, а не только высечение слов в граните. Другое дело, что в последние годы он начал четко представлять себе свою роль в культуре и, отбрасывая все незначительное, уверенной рукой художника вел одну главную линию.