Басист Дэррил Джонс (Darryl Jones) празднует 30-летие с The Rolling Stones
"Я Сделал То, О Чем Мечтал’
Он начал свою карьеру, играя на басу у Майлза Дэвиса (Miles Davis) и это привело к выступлениям со Стингом, Мадонной и Питером Гэбриэлом (Sting, Madonna, and Peter Gabriel)
Дэррил Джонс ( Darryl Jones), родился 11 декабря 1961 в Чикаго, Иллинойс, известный как «The Munch» — американский бас-гитарист. Джонс начал карьеру в качестве сессионного музыканта, где набрался опыта и заслужил доверие, играя с одними из самых уважаемых джаз, блюз, и рок-исполнителей. После ухода основного басиста Билла Уаймэна (Bill Wyman) из The Rolling Stones, Джонс был принят в качестве сайдмена и участвовал в записи каждого их альбома или выступления.
Дэррил Джонс (Darryl Jones) играет на басу в The Rolling Stones с 1993 года, проработав в группе почти столько же лет, сколько и оригинальный басист Билл Вайман. Но это не значит, что он полноправный член группы. “Я не в ”Роллинг Стоунз", - говорит он по Zoom из своего дома в Лос-Анджелесе. “Я играю с The Rolling Stones - вот как я предпочитаю это характеризовать. Кроме того, мой бухгалтер уверяет меня, что я определенно не состою в ”Роллинг Стоунз"."
Независимо от того, что говорит его бухгалтер, Джонс говорит, что его роль в группе - это кульминация мечты, которая уходит корнями в его детство. “Многие дети хотели быть Майклом Джексоном, когда я был моложе”, - говорит он. “Но на самом деле я не хотел быть Майклом Джексоном. Я хотел сыграть с Майклом Джексоном. Я всегда хотел играть с лучшими группами и лучшими артистами”.
Закоренелые поклонники Rolling Stones знают о значительном вкладе Джонса в the Stones, как на сцене, так и в студии звукозаписи, но широкая публика мало знает о нем или его работе с другими легендарными музыкантами, такими как Майлз Дэвис, Мадонна, Стинг и Питер Гэбриэл(Miles Davis, Sting, Madonna, and Peter Gabriel) . Это меняется прямо сейчас благодаря выходу документального фильма "Дэррил Джонс: В крови" (Darryl Jones: In The Blood). Режиссер Эрик Гамбург, он прослеживает всю историю жизни Джонса и содержит интервью с Миком Джаггером, Китом Ричардсом (Mick Jagger, Keith Richards) и даже покойным Чарли Уоттсом (Charlie Watts).
“Это довольно захватывающе”, - говорит Джонс. “Это своего рода причудливая вещь, потому что смотреть на себя и слышать, как я говорю, - это не мое обычное занятие. Очевидно, что в моей личности достаточно нарциссизма, чтобы вообще стать музыкантом, но не настолько, чтобы я влюбился в звук своего голоса”.
Джонс вырос в Чикаго и увлекся музыкой в очень юном возрасте благодаря любви своей матери к Джеймсу Брауну. В шестидесятые они ходили смотреть его живое шоу на площадках по всему городу. “Мое тело было тронуто музыкой, но мои глаза были тронуты его танцем”, - говорит Джонс. “Раньше мы снимали обувь на деревянном полу в носках, чтобы скользить по нему, как Джеймс Браун”.
Его отец купил ему маленький тренировочный блок, когда ему было шесть лет, чтобы он мог научиться играть на барабанах, но несколько лет спустя он переключился на бас, когда увидел, как один из его музыкальных инструкторов играет на нем в школьном шоу талантов. Наибольшее влияние на него оказал великий музыкант Motown Джеймс Джеймерсон (James Jamerson); он начал восхищаться Стэнли Кларком, Энтони Джексоном, Альфонсо Джонсоном и Джако Пасториусом ( Stanley Clarke, Anthony Jackson, Alphonso Johnson, and Jaco Pastorius), как только поступил в Чикагскую среднюю профессиональную школу в южной части города.
“У них была невероятная музыкальная программа”, - говорит он. “В других средних школах, возможно, был один или два урока музыки в день. У нас было бы шесть или восемь. Мы играли Бетховена и Римского-Корсакова, но мы также играли Дюка Эллингтона. Я помню, как играл "The Sidewinder" Ли Моргана, а затем "Back In Love Again’ LTD и ‘Lovin’ You’ Минни Рипертон”.
Он ненадолго задумался о карьере в баскетболе, пока в начале средней школы не вышел на корт и не заметил, что большинство парней были примерно на фут выше его. К тому моменту он уже давал концерты по всему Чикаго. Он недолго учился в Карбондейлском университете Южного Иллинойса, чтобы еще больше отточить свои музыкальные навыки, но бросил учебу, когда в начале восьмидесятых началась его карьера. Во многом это была связь с Майлзом Дэвисом (Miles Davis), которая навсегда изменила его жизнь, поставив его на путь, который в конечном итоге привел его к тому, что он делил одни из самых больших сцен в мире с The Rolling Stones.
Как вы познакомились с Майлзом Дэвисом?
Когда я играл в городе, его племянник [Винс Уилберн-младший] был барабанщиком и тоже играл в Чикаго. Мы познакомились через общего друга, когда мне было около 14 лет и мы начали играть вместе. Мы обычно сидели вокруг и говорили о том, как здорово было бы поиграть с его дядей. Забавно, как мечты действительно сбываются. Майлз спросил его несколько лет спустя: “Эй, чувак, я ищу нового басиста. Есть кто-нибудь в Чикаго?” Я был одним из тех имен, которые всплыли. Я думаю, что я был первым, кто ответил на звонок.
Расскажи мне о своей первой личной встрече с Майлзом.
Ну, в тот день я разговаривал с ним по телефону. Винс позвонил мне и сказал: “Майлз хочет послушать, как ты играешь по телефону”. В итоге я не стал играть для него по телефону. На следующий день я прилетел в Нью-Йорк и прошел для него прослушивание. Перед тем, как я начал играть, он сказал: “Послушай, если у тебя ничего не получится, это не значит, что ты не можешь играть. Это просто означает, что я ищу что-то другое”.
Он попросил меня сыграть медленный блюз Си-бемоль. Я начал, но он остановил меня и сказал: “Помедленнее”. И он снова остановился и сказал: “Помедленнее”. Поэтому я сыграл медленный блюз Си-бемоль для нескольких припевов. Затем он попросил меня подыграть записи с одного из его недавних концертов. Я делал это какое-то время. Потом Винс выходит из спальни и говорит: “Ты получил задание”. Я такой: “Я хочу, чтобы он сказал мне!”
Я не могу представить себе стресс от этого прослушивания. Ты относительно неизвестный парень, и ты играешь для одного из величайших музыкантов, когда-либо живших.
Это интересно. Ребята, с которыми я вырос, любили Bitches Brew и все эти пластинки с фанковыми джемами, где они просто импровизируют, так что я вырос, играя с парнями, которые любят играть таким образом. В некотором смысле, я был отчасти подготовлен к этому месту.
Другое дело, что еще до того, как я сыграл ноту, он уже заботился обо мне. Он не казался такой уж потусторонней фигурой. Он просто был действительно очаровательным парнем. Он просто шутил со мной. Я помню, как они вышли из этого лимузина и приехали встречать меня в вестибюле этого многоквартирного дома. Винс подходит ко мне и говорит: “Майлз, Дэррил. Дэррил, Майлз.”
Майлз смотрит на меня, и смотрит на Винса, и смотрит на меня, и смотрит на Винса. Он говорит [впечатление от хриплого Майлза Дэвиса]: “Винс, это странно выглядящий чувак”. Я сказал ему: “Ты ведь знаешь, кто такой Яко Пасториус, верно?” Он говорит: “Да”. Я говорю: “Ну, я встретил Жако Пасториуса, и он сказал, что я похож на тебя”. Он сказал: “Ты делаешь круги вокруг глаз”.
Вот тут-то у нас все и началось, просто в шутку. Мы вошли в лифт, и я жую какую-то жвачку. Он сказал: “Дай мне жвачку”. Я сказал: “Это было мое последнее произведение”. Он сказал: “Ты хочешь сказать, что проделал весь этот путь до Нью-Йорка и привез только одну жвачку?” Он сразу же начал шутить.
Вы сначала начали давать концерты или начали работать над его пластинкой Decoy?
Сначала мы играли концерты. Я сыграл довольно много концертов. Я познакомился с ним 31 мая [1983], а мой первый концерт состоялся 7 июня. Мы репетировали целый день, всего один раз, в начале июня. Мы начали записывать Decoy только в ноябре. Все то лето и часть ранней осени я выступал с ним на концертах.
Что вы почувствовали, когда впервые вышли с ним на сцену?
В период между тем, как я впервые встретил его, и тем, как мы репетировали, я вернулся в Чикаго. Он дал мне пластинки, чтобы я узнал, с чего мы играли музыку. Я помню, как сидел в подвале своих родителей и думал: “Хорошо, ты действительно можешь это сделать?” Я поставил пластинку и начал подыгрывать. Через несколько минут я подумал про себя: “Я могу это сделать”.
В тот вечер, когда я играл с ним, прямо перед концертом, приходит его ассистент и говорит: “Эй, Майлз хочет с тобой поговорить”. Я захожу в раздевалку, а он такой: “У тебя есть какие-нибудь вопросы?” И я говорю: “Нет”. И он засмеялся, типа: “Ну, хорошо”.
Мы вышли и начали концерт. Я помню, как подумал про себя: “Чувак, я надеюсь, что найду одну из тех действительно крутых басовых партий, которая просто работает в данной ситуации, она подходит, и все вдохновляются ею”. Я помню, как это пришло в голову, и я подумал: “Вот и все!”
После шоу телефон в моем гостиничном номере зазвонил примерно в 4:00 утра. Это был Майлз. Он пошутил и сказал: “Чувак, если ты завтра вечером не сыграешь ту басовую партию, которую ты играл в "Классиках”, это конец твоей заднице".
Я предполагаю, что была также определенная доля юношеской наивности в том, насколько это было велико. Я не думал об этом. Я просто подумал про себя: “Чувак, играй так, как ты играешь, играй как можно лучше, играй с чувством, и, надеюсь, все получится”.
Моей естественной склонностью, возможно, было бы попытаться играть как Маркус Миллер или Том Барни, которые оба были в группе до меня. Но я просто подумал про себя: “Чувак, играй так, как ты играешь, потому что это то, что ты сможешь сделать лучше всего. Вы же не хотите, чтобы вас поймали на попытке играть как кто-то другой. Тогда тебе придется продолжать это делать”.
Было ли каждое шоу совершенно разным? Было ли у вас много возможностей для совершенствования?
Да. В то время было больше ненаписанных песен. Вероятно, половина шоу была не написана по сценарию. Там были реплики, которые они проигрывали поверх джемов, и они говорили вам, когда пришло время перейти к тому или иному разделу. Но там было много места для настоящей импровизации.
Расскажи мне о том, как сделать приманку. Я уверен, что это был совсем другой опыт, чем быть на сцене.
Да. Это было чтение музыки и попытка воспроизвести ее с таким чувством, как будто ты не читаешь музыку. Это было пугающе. Но ты просто пытаешься найти свой путь сквозь это. Он сделал одну из тех вещей, которыми он знаменит — он попросил меня сыграть песню совершенно по-другому прямо перед тем, как мы записались. Это заставило меня быть на высоте положения.
Это интересный альбом. Это Майлз, работающий со звуками производства восьмидесятых. Это то, чего он на самом деле раньше не делал.
Да. Я был взволнован возможностью сыграть много этой музыки на сцене. И мы немного поработали, но к тому времени, когда мы вернулись в тур следующим летом, он услышал это так много, что уже был готов двигаться дальше.
Есть Майлз-миф и Майлз-человек. Миф состоял в том, что он был непостоянным и слегка не в себе. Похоже, ваш опыт общения с ним был совсем другим.
Абсолютно. У него было отличное чувство юмора, которого люди и представить себе не могут. Когда я начал играть с Майлзом, я часто бывал в Нью-Йорке и тусовался с ним каждый день. Звонил телефон, и я слышал: “Дэррил, у меня тут есть эта курица”. И поэтому я ходил и тусовался с ним. Он готовил и рисовал. Мы говорили о музыке, и он садился за пианино и играл что-нибудь. Это было похоже на сбывшуюся мечту. Даже мой отец сказал: “В некотором смысле, он вроде как стал твоим музыкальным отцом”.
Мне нравится обложка “Human Nature” на альбоме "Ты под арестом". Было ли создание этого альбома положительным опытом?
Это было интересно, потому что, опять же, он начинает продвигаться в этой области, и я не знал, как я отношусь к “Человеческой природе” и “Раз за разом”, пока мы не отправились в путь. Именно тогда я начал понимать, что он делал это много-много лет. Он играл “My Funny Valentine”, которая была поп-хитом того времени. Он играл “Суррей с бахромой на макушке”, мелодию из шоу. Он выбирал эти транспортные средства там, где он был достаточно чувствителен и проницателен, чтобы знать, что они были хорошими транспортными средствами для того, как он играл.
С “Time After Time” было несколько вечеров на сцене, когда я уходил и спрашивал: “Кто написал ”Time After Time?"" Когда он впервые сказал мне выучить эту песню, я подумала: “О, Боже. Теперь он хочет играть поп-мелодии”. Но он знал, что для него правильно.
Как вы познакомились со Стингом?
Я познакомился со Стингом через Брэнфорда Марсалиса. И я встретил Брэнфорда в первую ночь, когда играл с Майлзом. Мы отыграли несколько концертов с V.S.O.P. с Роном [Картер] и Тони Уильямс и Уинтон и Брэнфорд [Марсалис] на саксофоне и трубе. Эти ребята были в прессе, ругали парней, которые играли на бас-гитаре. Я думал, что стану для них врагом. Но они оба были очень теплы и очень, очень поддерживали в ту первую ночь, когда я играл с Майлзом Дэвисом, которую я никогда не забуду. Для меня очень много значило то, что они обняли меня.
Вы помните, как делали “Если ты любишь кого-то, Освободи его”?
Да. На самом деле, я сыграл эту песню в тот первый день во время прослушивания. Но это странно, потому что я думаю, что он как бы говорил мне: “На самом деле ты не проходишь прослушивание. Ты помогаешь мне прослушивать других музыкантов”. Но, знаешь, ты всегда проходишь прослушивание.
В тот первый день, когда я пришел, это была та группа, которую вы видите со мной, Брэнфордом и [клавишником] Кенни Киркландом и [барабанщиком] Омаром Хакимом. Мы вместе проходили прослушивание. Когда мы впервые сыграли эту музыку, это было довольно очевидно. Мы играли эту музыку довольно хорошо с самого начала.
На что был похож тур?
Тур был потрясающим. Я гастролировал с Майлзом и объездил всю Европу и Японию. Но это был рок-тур. Там было намного больше людей, и это была такая замечательная группа. Мы вышли из ворот со всем, что у нас было. Мы все были молоды и пытались проявить себя. У нас было много энергии.
Это было великое, замечательное время. То, что он делал с полицией, имело символическую ценность, но мы играли захватывающую музыку. Я имею в виду, я люблю полицию. Я большой поклонник полиции. Я думаю, что эта музыка - одна из величайших, величайший рок-н-ролл, поп, ска, что угодно. Он может сделать все это. Но было здорово играть эту немного более сложную музыку перед этой аудиторией, которая на самом деле не совсем привыкла к этому.
В 1988 году вы отправились в турне Amnesty с Питером Гэбриэлом. Как это произошло?
Я точно не уверен. Но я познакомилась с Питером через музыканта, с которым познакомилась в Париже, когда у меня был перерыв с Майлзом. Это был парень по имени Джордж Аконьи, который все еще здесь, в Лос-Анджелесе, и является музыкальным координатором для кино и телевидения и все такое. Я видел его имя в конце мадам госсекретарь на днях вечером. Джордж повсюду.
Он познакомил меня с Питером. В какой-то момент я поехал в Бат, [Англия], и увидел студию Питера в реальном мире. Я думаю, что у [обычного басиста Гэбриэла] Тони Левина либо была предыдущая помолвка, либо он не хотел участвовать в туре Amnesty International. Я точно не знаю, что за этим стояло. Но именно тогда позвонил Питер.
Это была потрясающая группа, в которой вы были, с клавишником Дэвидом Сансиусом и барабанщиком Ману Катче.
Дэвид Сансиус, чувак, невероятный клавишник и гитарист. Там также были все ребята из группы Юссу [Н'Дура]’ с которыми мне действительно понравилось знакомиться. Говоря о Ману, я собираюсь записываться с ним во Франции в следующем месяце.
Я слышал замечательные истории об этом туре Amnesty с тех пор, как вы все вместе путешествовали на одном большом самолете. Вы вообще познакомились с Брюсом Спрингстином?
Немного, да. Позже я прошел для него прослушивание из-за того, как я видел его выступление в том туре. Он сдавался, чувак. Я действительно восхищаюсь им. Он дает все, что вы можете дать аудитории. Я был околдован им и подумал про себя: “Чувак, я бы хотел поиграть с ним”. И я прошел прослушивание в его группу [в 1992 году].
Что забавно, так это то, что the Stones однажды выступали в the Meadowlands. Мы шли по коридору и встретились. Он сказал мне: “Дэррил, ты так здорово играешь с группой”. Я подумал про себя: “Должен ли я напомнить ему, что я проходил прослушивание в его группу?” И я решил это сделать. Я сказал: “Не знаю, помнишь ли ты, Брюс, но я проходил прослушивание в твою группу”. Он посмотрел на меня и сказал: “О да! Я облажался!” Я сказал ему: “Нет, нет, нет, Брюс. Все получилось!”
Как вы оказались в туре Blond Ambition с Мадонной?
Я думаю, Мадонна, возможно, видела выступление Питера Гэбриэла, когда мы играли где-нибудь в Штатах. И, насколько я понимаю, это была [давняя бэк-вокалистка Мадонны] Ники Харис, которая видела меня в фильме Стинга [Bring on the Night]. Она сказала Мадонне: “Ты должна заполучить этого парня”. Это была еще одна ситуация, когда меня попросили выйти и помочь ей пройти прослушивание у других людей, но на самом деле это было прослушивание и для меня тоже.
Для тебя это совсем другое шоу. То, как вы сыграете “Vogue” одной ночью, ничем не будет отличаться от того, как вы сыграете ее следующей ночью. Это шоу закрыто наглухо.
Точно. И было много случаев, когда я копировал то, что изначально игралось на синтезаторном басу. Я такой: “Что это за концерт? Задача состоит в том, чтобы играть эти вещи, которые вы играете каждый вечер, с чувством, и наполнять их как можно большей страстью, продолжая играть одно и то же, и играть то, что вы должны скопировать и добиться совершенства ”.
Кроме того, было просто приятно наблюдать, как она вместе со своим братом [Кристофером Чикконе] создает это шоу. Она была так искусна в организации всего этого шоу Блондинистых амбиций. Теперь, когда я иду и вижу кадры с любой из этих молодых женщин — Кристиной Агилерой, Бритни Спирс, — я могу посмотреть на их шоу и сказать: “Когда она была молодой, она видела Белокурые амбиции Мадонны”. Я вижу их шоу и знаю, что они научились у нее.
Отражает ли фильм "Правда или вызов", каково это было в том туре?
Оно делает. Это могло бы быть немного более театрально. Но в этом фильме тоже много веселого, и нам действительно было очень весело. Эти танцоры никогда раньше не делали ничего подобного. Было захватывающе находиться в дороге с людьми, которые никогда раньше не были в дороге.
Тогда есть такие парни, как Джонатан Моффетт. Он один из лучших шоу-барабанщиков на планете. Все были великолепны. [Клавишники] Кевин Кендрик и Джай Виндинг проделали отличную работу, собрав все это воедино. [Перкуссионист] Луис Конте тоже был там. Он отличный, очень хороший друг. С тех пор мы были друзьями. Он невероятный музыкант.
Вы были большим поклонником Rolling Stones в детстве?
Не так уж и много. “Satisfaction” была песней, которая как бы перешла на Black radio, и именно ее я слушал бы в четыре или пять лет со своими родителями. Но “Энджи” была песней, которая заставила меня лучше узнать the Stones. К тому времени я был немного старше. Я учился в начальной школе, когда эта песня стала действительно, очень большим хитом.
The Stones попали в поле моего зрения, когда я встречался с женщиной в Италии. Она просто заискивала перед этой пластинкой Steel Wheels, постоянно проигрывая ее, пока я был у нее в гостях. Она такая: “Это так здорово! Это так здорово!” Я подумал: “Все в порядке”. Но чем больше я это слушал, тем больше думал: “Знаешь, с тем, как я играю, я мог бы работать с ними”. И это было задолго до того, как Билл Вайман покинул группу. Это было в 1989 году.
.
Что было уникального в игре баса Билла на их старых пластинках?
Он играл не так, как те парни, на прослушивании которых я вырос — я говорю о таких парнях, как Джеймс Джеймерсон. Выбор, который он делает, на самом деле не обусловлен тем фоном, который я придумал. В этом есть определенная причудливость. Даже если вы послушаете “Miss You”, его интеграция диско-музыки великолепна. То, как он исполнял "вниз" и "вверх" в этой песне, невероятно.
Как вы узнали, что у них есть вакансия для нового басиста?
Есть один парень, у которого была джингл-компания в Чикаго, Сэнди Торано. Он действительно мой большой друг. Он был в Майами, тусовался и играл с парнями, которые стали Обычной Белой группой. Он был на той сцене. Он был в группе под названием Niteflyte. У них было несколько попаданий. К этому времени он уже в Чикаго. Он исполняет джинглы, и я играю на многих из них.
К этому времени я уже познакомился с Миком. Мы встретились во время создания Bring on the Night. Я познакомился с Китом через Чарли Дрейтона и Стива Джордана, с которыми дружил, когда переехал в Нью-Йорк и начал играть с Майлзом. Они познакомили меня с Китом примерно в то время, когда начинали репетировать "Talk Is Cheap".
Чарли и Стив перестали играть на басу и барабанах. Иногда Айвен Невилл даже играл на басу. В какой-то момент Чарли покинул группу, и я надеялся присоединиться и поиграть с Китом. Это было бы в 1989 или 1990 году. Я действительно хотел играть эту музыку. Когда я услышал, что Talk Is Cheap, я подумал: “Если это рок-н-ролл, я хочу играть рок-н-ролл с этими ребятами”.
Этого не произошло, потому что другой наш друг, Джером [Смит], получил концерт с Китом. А потом проходит пара лет, и Сэнди звонит: “Эй, чувак, Билл Уайман покидает ”Стоунз"". Я помню, как просто висел на телефоне. Он говорит: “Может, мне взять номер менеджера Мика? Ты хочешь позвонить ему?” Я сказал: “Да, сделай это”.
Я позвонил и поговорил кое с кем в офисе Мика. Я сказал: “Я слышал, вы, ребята, возможно, проходите прослушивание на басистов. Если есть список, я бы хотел попасть в него”. Позже я узнал, что, поскольку я встретил Мика со Стингом, я, возможно, уже был в этом списке. Наш режиссер не так давно сказал мне: “Вы уже были в списке”.
Что вы помните о прослушивании? Какие песни вы играли?
Первое, что произошло, было то, что я просто пытался добиться басового звучания. Я начал играть басовую партию из “Licking Stick” Джеймса Брауна. Я не ожидал, что они начнут играть в нее со мной, но потом Чарли [Уоттс] начал играть в нее. Это была первая песня, которую я когда-либо играл с ними. После этого мы сыграли “Brown Sugar”, “Miss You”, “Honky Tonk Women” и, вероятно, восемь или 10 самых популярных песен Stones.
Это произошло в Нью-Йорке. Я жил в Лос-Анджелесе и жил с Кенни Киркландом. Меня вызвали в Нью-Йорк на это прослушивание. Они вывезли меня отсюда. Я прошел прослушивание. Я помню, как подумал на прослушивании: “Чувак, мне было действительно хорошо. Если им было так же хорошо, как мне, тогда я получу от них ответ”.
Несколько месяцев спустя они обратились ко мне. Они были на островах и писали музыку для Voodoo Lounge. Они сказали: “Мы хотим, чтобы ты приехал к Ронни в Ирландию и сыграл с нами кое-что из этого материала”. Итак, я сделал это. Именно тогда они сказали мне: “Мы хотим, чтобы ты вернулся в Ирландию через несколько недель и записал с нами Voodoo Lounge”.
Каждый басист на планете хотел получить эту работу, включая Дуга Уимбиша и многих других.
Было много парней, которым могли бы позвонить. Хатч Хатчинсон прошла прослушивание. Он легко мог бы получить эту работу. Дэрил Джонсон из the Neville Brothers мог бы очень легко получить этот концерт. Там был Джонни Спампинато из NRBQ. Там было много парней. Я подумал: “Любой из них мог бы получить эту работу”.
Вы понимали, что эта работа была вашей во время создания Voodoo Lounge, или это все еще казалось предварительным?
Я знал, что записываюсь с ними, и пытался освободить для себя место, чтобы они захотели взять меня с собой в турне. Мы записали это между 4 ноября и второй неделей декабря [1993]. А потом, в январе, они приехали в Лос-Анджелес, чтобы сделать дополнительную запись, и позвонили мне, просто чтобы потусоваться.
Я столкнулся с Китом в студии. Он говорит: “Эй, чувак. Ты видел Чарли?” Я сказал: “Нет”. Он говорит: “Вы, должно быть, только что разминулись с ним. Он спрашивал меня, собираемся ли мы нанять тебя для проведения тура. Я такой: ”Конечно, мы собираемся нанять его“. Чарли сказал ему: "Ты не думаешь, что мы должны сказать ему?” И вот Кит говорит: “Хорошо, я говорю тебе. Мы хотим, чтобы вы отправились в путь вместе с нами”. Вот, по сути, как я узнал, что отправляюсь в путь.
Это, должно быть, было ошеломляюще. Они не давали концертов с басистом, кроме Билла, с 1962 года.
Точно. Но это то, что я хотел сделать. Я хотел быть басистом во всех великих группах. Когда я получил концерт The Stones, я помню, как подумал про себя: “Вау, чувак. Это Майлз, это Стинг, это Питер Гэбриэл, Мадонна, Херби Хэнкок и многие другие. Думаю, я сделал то, о чем мечтал”.
Ваше первое выступление с ними было в Торонто в маленьком клубе.
Ага. об/мин.
Каково было выйти на сцену в тот первый вечер и начать играть эти песни? Это было здорово.
Это было громко. Я никогда не играл с парнями, которые играют так громко, да еще и в клубе. Но мы так долго репетировали, около девяти недель, потому что никто из них не играл эту музыку со времен Steel Wheels. Мы говорим о четырех годах.
Следующим шоу был стадион RFK. Это, должно быть, было очень напряженно.
Я играл со Стингом и Мадонной, так что я давал такие большие концерты, но что запомнилось, так это фанаты. Я играл перед множеством замечательных фанатов, но, казалось, еще больше энтузиазма было у фанатов Stones. Я все еще чувствую то же самое сегодня. Есть много групп с отличными фанатами, но люди действительно серьезно относятся к Stones. Это кажется другим.
Вы внезапно оказываетесь в этом мире пятизвездочных отелей, частных самолетов и полицейского сопровождения.
Нечто подобное было со Стингом и Мадонной. Но я помню одну вещь, которая действительно поразила меня, когда я репетировал с the Stones. Я попросил у своего техника немного воды, и он протянул мне чашку. Прямо в этот момент они назвали мелодию для репетиции. Я помню, как подумал про себя: “Куда я собираюсь поставить свою воду?”
Я поставил воду на стол. Я повернулся, и мы продолжали играть еще 30 минут или полчаса. В следующий раз, когда я обернулся, плотник из тура сделал стойку, которая крепилась к моей басовой установке, куда я мог поставить четыре напитка. Он сделал его и покрасил в черный цвет, чтобы он соответствовал моему снаряжению. Я такой: “О-о-о”. Это уровень огромной команды, которая у них есть, работая вместе над созданием этого шоу. По какой-то причине я подумал: “Это немного другая лига. У них есть парень, который за 20 минут сделает тебе подставку для напитков”
Я уверен, что многие люди, с которыми вы встречались, хотели получить билеты, хотели встретиться с Миком, хотели попасть за кулисы. Есть так много людей, которые просто пытаются прижаться как можно ближе к Камням.
Я купил много билетов на эти туры для своих друзей, которые, вероятно, в противном случае не смогли бы приехать. Я бы тусовался со старшеклассниками, а Мик позвонил бы и сказал: “Мы собираемся поужинать в такое-то время”. Я бы сказал: “Я тусуюсь со своими школьными приятелями”. Он бы сказал: “Просто принеси их”.
Итак, я появляюсь на ужине с парнем, который играл на валторне в школьном оркестре. И он сидит и разговаривает с Миком. Буквально в следующий раз, когда мы были в городе, Чарли и Мик спросили: “Мы снова увидим Гэвина?” Они так хорошо относились ко всем моим друзьям. Это была такая классная вещь.
Но в первый же день они ясно дали понять, что, хотя ты и басист, ты не полноценный Стоун?
Они никогда не говорят о таких вещах. Это организация. Меня не заберут перед отелем на лимузине. Меня забирают в большом фургоне. Ты часть гастролирующей группы. Как я сказал Киту однажды вечером: “Когда я с тобой на сцене, я играю так, как будто я в the Stones. Я не знаю, как играть по-другому”.
Я думаю, что "Мосты в Вавилон" - недооцененная пластинка. Тебе понравилось его готовить?
Это было действительно здорово. Это был последний из “старых добрых плохих дней”. [Смеется.] Во время записи этого альбома происходило определенное количество вечеринок, и после этого все немного пошатнулось.
Я люблю “Out of Control” (Неуправляемый) и “Saint of Me.” (Святой из меня).
Это Мешелл Ндегеоселло [играет на басу] в “Saint of Me”. Я выступаю в “Out of Control”. Мне очень нравится “Saint of Me”. Я рад, что она смогла сыграть на этом, но я действительно хотел это сделать.
Я разговаривал с Бернардом Фаулером несколько месяцев назад. Он сказал, что есть странный парадокс пребывания в гастролирующей группе Stones — твой телефон перестает звонить после того, как ты присоединишься, так как все думают, что они не могут себе тебя позволить. Вы испытали это на себе?
Да. Все думают, что тебе не по карману то, что они делают. Кроме того, The Stones не гастролировали с 2007 по 2012 год. Я помню, как ходил на сессию в 2009 году. Кто-то сказал мне: “Эй, чувак, когда ты съехал с дороги?” Я такой: “Я два года не был на дороге!”
Но люди думают, что если они не слышат о гастролях the Stones в Соединенных Штатах, то они, должно быть, играют на другом конце планеты. Итак, это было так. Люди думали: “Он занят”. Чтобы тебе не звонили.
Это называется “золотые наручники”. Это очень громкий концерт, но он может увлечь вас. Вы привыкаете к этому и начинаете меньше заниматься другими делами. Я научился немного больше сохранять равновесие. Когда я прихожу домой, я не просто сижу без дела. Я продолжаю работать в некоторых других областях, хожу на некоторые занятия. Я пытался вернуться к актерской карьере. Я стараюсь заниматься другими вещами, потому что здесь такой разреженный воздух.
Теперь, должно быть, стало легче, поскольку дни 18-месячных туров прошли. Сейчас они дают 14 концертов в год.
Да, но мне бы очень хотелось еще одного из этих долгих туров. Однажды мы играли 22 из 24 месяцев.
Давайте поговорим о Чарли Уоттсе. Должно быть, у вас сложилась настоящая музыкальная и дружеская связь после стольких лет совместной игры.
Абсолютно. Это было и то, и другое. Когда я впервые начал играть с Чарли, я слышал, как он что-то делает, и думал: “О, он собирается сыграть эту роль. Это не закончится в нужном месте. Это немного поспешно. Я собираюсь это исправить”. Я бы попытался это исправить, но в итоге оказался бы не в том месте, когда мы вернулись бы к одному. Я понял: “Не пытайся что-то исправить”.
В рок-н-ролле есть определенная доля непочтительности, о которой мне пришлось немного узнать. С этой группой, в частности, там царит небольшой хаос. Вы не осознаете этого, пока не пойдете и не услышите кучу замечательных музыкантов на свадьбе.
Допустим, друг-музыкант женится. И, конечно, музыканты, играющие на свадьбе для музыканта, великолепны. Они будут играть песню Stones, и я буду думать про себя: “Почему это звучит неправильно?” Это потому, что там должно быть немного хаоса. Там должен быть небольшой квадратный колышек, пытающийся войти в круглое отверстие. Есть немного этого, смешанного с этими ребятами, которые играют эти песни на протяжении стольких лет.
Это никогда не заканчивается заучиванием наизусть. Это похоже на то, что говорит Бернард. “Мы можем репетировать материал одним способом, но мы выходим на сцену, и этот материал выбрасывается в окно. Мы просто играем”. Это часть звучания Stones. Кит Ричардс никогда не играет одну и ту же песню дважды одним и тем же способом.
За эти годы вы отыграли так много больших концертов, но я уверен, что такая ночь, как на Кубе в 2016 году, была особенной.
Да. Я помню, как стоял на сцене в тот вечер и чувствовал прилив благодарности за то, что я был здесь и играл эту музыку с этими ребятами перед этой аудиторией. Это было очень, очень особенное. Это был один из тех моментов, когда я понял: “Это неплохо для бедного парня из гетто”.
Они пригласили Билла Уаймана в качестве специального гостя в 2012 году.
Да. Мы играли в Лондоне, и он вышел на пару песен.
Каково было разговаривать с ним и проводить с ним время?
Это было весело. Он отличный парень, такой же, как и они. Мне жаль, что за эти годы я не узнал его лучше. Но он хороший парень, и он был очень добр со мной.
Бернард и Стив рассказали мне о том, как они были на репетициях, пока Чарли болел, а потом узнали, что он ушел. Я не могу себе представить, как это было ужасно.
Я думаю, что единственное, что было бы хуже того, что произошло, было бы, если бы мы не гастролировали, если бы у нас не было чего-то, что поддерживало бы нас. Музыка - это такое святилище для музыкантов. Если вокруг происходит самое худшее в мире, у тебя все еще есть шанс выйти на сцену, где ты не можешь по-настоящему думать об этом. Ты оборачиваешься и понимаешь, что “Чарли здесь нет”, и ты раздавлен этим, но потом ты оборачиваешься, и звучит музыка. Вы должны вернуться к этому.
Моя печаль о его потере проявилась в самых неожиданных местах. В этом году я был в Мадриде. Это был второй тур, который мы провели после его смерти, и это был его день рождения. Я сел и начал писать. Я не знала, буду ли публиковать это, но я начала писать о нем и расстроилась. Я плакала в своей комнате. Я не был уверен, что собираюсь публиковать. Я позволил помощнику Кита, Тони Расселу, прочитать это. Я сказал: “Как ты думаешь, Чарли не будет возражать, если я выложу это?” Он сказал: “Дэррил, здесь нет ничего, что не понравилось бы Чарли”.
В итоге я опубликовал это. Он сказал: “Кстати, когда мы были в Мадриде, ты был в комнате, в которой должен был быть Чарли”. Это заставило меня почувствовать: “О, вот откуда взялись все эмоции. Там было посещение.”
Вы знаете Стива Джордана десятилетиями, так что я полагаю, что вы, ребята, довольно быстро сошлись во мнениях.
Абсолютно. И это просто становится все лучше и лучше. Я имею в виду, Стив работает над этим. Он слушает. Он слушает гораздо больше, чем я. Он возвращается и говорит: “Проверьте то-то и то-то и дайте мне знать, что вы думаете о том, что мы делаем это”. Мы возимся. Я не читаю отзывов. Мне нравится, когда люди говорят мне что-то вроде: “Отзывы в Лондоне были отличными”. Я такой: “
. Я больше ничего не хочу слышать.” Но из того, что я слышал от людей, я не думаю, что критики ожидали, что 60-летие Rolling Stones будет звучать так, как оно звучит.
Я наблюдаю за Миком из толпы и думаю про себя: “Как это по-человечески возможно, что он делает это? Как мужчина, даже близкий к этому возрасту, может так хорошо звучать и танцевать по сцене в течение двух часов?”
Он действительно потрясающий. Однажды он сказал мне кое-что, когда я спрашивал его о фитнесе. Он говорит: “Мой отец был инструктором по физкультуре. Когда я приходил домой из школы, он никогда не спрашивал меня о моей школьной работе. Но он всегда спрашивал: ‘Ты сегодня бегал? Вы ходили в поход?”"
Многие люди на некоторое время отходят от преподавания своих родителей. Но если мы мудры, мы обычно возвращаемся к этому. Вот что он сделал. Он хорошо заботится о себе. Тем не менее, он наслаждается хорошей вечеринкой так же, как и все остальные, но он действительно заботится о себе.
Вы надеетесь, что в следующем году будет больше дат?
Да. Я надеюсь на это, чувак. И кажется, что зрители… Когда мы тусовались после шоу или прогуливались по отелю, там были несгибаемые фанаты Stones, и они, похоже, не были готовы отказаться от этого. Я думаю, что все будет продолжаться.
Расскажите мне о вашей новой группе, проекте Дэррила Джонса.
Когда Эрик [Гамбург] пришел ко мне и сказал: “Я думаю, мы должны снять документальный фильм о тебе”, я подумал: “Я не думаю, что я сделал еще достаточно”. Он сказал: “Я думаю, что ваша история - это та, которую следует рассказать”. И в течение последних 20 лет я писал музыку. У меня даже была пара групп и концертов, в которых я участвовал. Я был соруководителем в нескольких обстоятельствах. Но на самом деле это происходит из-за желания сделать больше. Я чувствую, что осуществил мечты, которые были у меня в детстве. Я хочу загадывать новые мечты, протягивать руку помощи и воплощать их в реальность.
В кои-то веки ты также тот, кто принимает решения.
Да. Я учусь этому, чувак. Это совсем другое. У меня высокие стандарты, но я также не хочу, чтобы окружающие меня музыканты чувствовали, что я им не доверяю. Нужна дипломатия, чтобы понять, когда давить, а когда не давить. Это также касается моего развития как автора песен и певицы. Я чувствую что-то вроде синдрома самозванца, когда даже называю себя певицей, потому что я работала со столькими невероятными людьми. Но что я надеюсь сделать, так это написать тексты, которые значат для меня достаточно, чтобы я мог донести историю до людей, и я могу петь достаточно хорошо, чтобы донести историю.
Недавно я написал песню о трудном периоде в моей жизни. Когда я закончил песню, откинулся на спинку стула и сыграл ее про себя, я больше не чувствовал себя так плохо из-за трудностей. Я понял: “Если это вроде как исцеляет меня, то, возможно, это подействует и на других людей”.
Планируете ли вы бронировать главные даты в будущем?
Я хочу начать с малого. Честно говоря, я бы предпочел, чтобы у меня было 250 человек, которые действительно видят мое видение и понимают, что я делаю, чем быть вспышкой на сковороде со 100 000 людьми, которые придут ко мне только один раз. Я хочу просто найти своих людей и попытаться развить это. Я хочу сделать что-то, к чему люди захотят вернуться, и наблюдать, как все развивается, а я становлюсь лучше.
Если я смогу написать музыку, которая достучится до людей и будет описывать социальную ситуацию, в которой мы оказались, это будет хорошо. У меня есть много людей, которые меня вдохновляют, такие люди, как Кертис Мэйфилд, и Марвин Гэй, и Боб Марли, и Слай, и Семья Стоун, и the Stones, и Стинг, и Майлз, и Джеймс Браун. Это все люди, на которых я испытал сильное влияние, независимо от того, играл ли я с ними или они были музыкой моего детства.
Чего вы надеетесь достичь в ближайшие несколько лет?
Что ж, я смотрю на таких парней, как Том Уэйтс, и вдохновляюсь. Я написал партитуры для пары фильмов. Мне нравится помогать режиссеру рассказывать историю. Я бы с удовольствием сделал еще немного такого. Я изучал актерское мастерство у нескольких замечательных инструкторов в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе. Я бы тоже хотел сделать немного больше этого, и я бы с удовольствием ездил в турне со своей собственной группой на пару месяцев в год
Когда я смотрю на Мика и Кита, я не вижу причин, по которым они не могут продолжать выступать в свои восьмидесятые.
Это то, что делают блюзовые парни. Они играют до тех пор, пока для них больше не станет возможным играть. Я не вижу никаких причин, по которым эти ребята остановились бы.
И я бы предположил, что ты будешь на их стороне до самого конца.
Да. Я бы хотел довести это до конца.
